Двойная звезда. Том 1  - Евгения Соловьева

Грегор в раздражении смял подвернувшийся под руку исчерканный лист, глубоко вздохнул и все-таки заставил себя взять перо. Он пережил Корсона и оказался прав! Он победил, а теперь нужно выдержать еще одну войну с теми, кто не видит опасности портальных аномалий. Иначе десятилетнее фраганское нашествие покажется Дорвенанту пустячными неурядицами!

Примерно в три часа пополуночи заметки были переписаны, а Грегор понял, что теперь, пожалуй, сможет уснуть и без всяких умертвий.

Глаза закрылись сами собой, стоило только улечься в постель, но тут же кто-то требовательно загрохотал по парадной двери особняка…

«Убью, – подумал Грегор, сам не зная, кого имеет в виду, нерадивых слуг, которые не торопятся открывать и вообще позволяют будить их лорда, или неурочных гостей? – Нет, кто вообще является с визитами в такое время?! Подниму и еще раз убью!»

Все же убить стоило слуг, потому что открывать никто из них так и не пошел. Грегор снова поднялся и, ругаясь уже во весь голос, спустился на первый этаж, дошел до двери, распахнул ее…

Дыхание перехватило, он замер, не в силах поднять руку, чтобы прикрыть глаза, словно в них ударило солнце. Растерянный, беспомощный, оглохший и ослепший ко всему, кроме нее, той, что стояла за порогом. Женщина? Волосы? Глаза? Лицо? Все это были только слова, беспомощно пытающиеся назвать то, что человеческим языком не выразить. Она могла бы выглядеть иначе – или не выглядеть никак. Явиться студеным порывом ветра, обжигающим и леденящим насквозь. Мучительным тоскливым предчувствием, трогающим сердце за несколько мгновений до пропущенного удара. Сладким забвением, о милосердии которого молят многие, но немногие удостаиваются.

Но она оказала ему милость – и пришла в обычном человеческом облике. Темные волосы, убранные в высокую, слегка старомодную прическу. Бледное лицо с тонкими чертами, как у скорбящих мраморных дев на надгробьях. Глаза, полуприкрытые неожиданно тяжелыми веками, и оттого не блестящие, а похожие на черный бархат. Строгое платье из ткани цвета ночного неба, тяжелой и переливающейся мягкими отблесками, наглухо закрытое – только белеет лицо над высоким воротником, и в тон ему – кисти рук с длинными, тонкими, белоснежными пальцами без колец. Да еще выглядывают из-под краешка подола носки черных атласных туфелек.

Грегор узнал ее сразу, хотя никогда не видел во плоти и лицом к лицу: Претемная является своим Избранным в зеркалах. И очень редко – в виде человека…

Высокая тонкая бровь даже не изогнулась в недоумении – приподнялась едва уловимо, и Грегор поспешно преклонил колено. Опустил глаза почтительно и благоговейно, но не удержался, вдохнул горьковатый аромат каких-то осенних цветов, палой листвы, влажной земли… Голова закружилась, словно он летел куда-то вниз, а по спине пробежал мороз, и тоскливо заныло сердце. Никто никогда не говорил ему этого, но откуда-то Грегор точно знал: так будет пахнуть на кладбище, когда мраморная памятная доска в фамильном склепе Бастельеро пополнится еще одним вылитым в бронзе именем – его собственным.

– Не скоро… – то ли шепнул ему на ухо тихий женский голос, то ли донеслось дуновением ветра, как мгновением ранее на Грегора повеял запах его последнего покоя.

«На все воля Ваша», – подумал он, не размыкая губ, и только тогда осознал, что – вот болван! – не удосужился одеться. Занят был, видите ли, на слуг злился… Собирался погнать неизвестного невежу к демонам! А теперь приходится стоять перед Госпожой в одной рубашке и длинных панталонах. Да еще и босиком. Позор какой! Просто немыслимый, невозможный, непереживаемый…

Претемнейшая тихонько рассмеялась – от ее смеха кровь в жилах Грегора застыла острыми осколками льда и тут же снова растаяла. А потом Госпожа протянула к нему, беспомощно замершему, руку и погладила по растрепанным со сна волосам.

– Ты радовал меня все эти годы, мальчик, – сказала она обычным женским голосом, теплым и мелодичным. – И я принесла тебе подарок. Заботься о нем хорошо!

Сглотнув ком в горле, Грегор облизал пересохшие губы, открыл рот, еще не зная, что сказать, но говорить не пришлось.

Та, кому он присягал в жизни и смерти, исчезла, растворилась в воздухе, оставив тонкий, горьковатый и уже совсем не страшный запах осенних цветов, а на том месте, где она стояла, появилась коробка. Большая, доходящая Грегору почти до плеча коробка, обтянутая темным шелком и перевязанная пышным фиолетовым бантом. Бантом!

Грегор потряс головой: явление Претемнейшей, подарок, бант – все это совершенно не умещалось в сознании! – и осторожно тронул коробку кончиками пальцев. Потом попытался качнуть…

– Ой! – сказала та знакомым детским голосом.

«Что за бред здесь творится?» – отчаянно подумал Грегор и проснулся от деликатного стука.

Пока он открывал глаза, пытаясь понять, где находится, стук повторился.

– Милорд! Вы просили разбудить вас на час раньше обычного, – воззвал за дверью спальни камердинер. – Ваша мантия доставлена и готова к примерке.

«Мантия! Барготова мать…»

Вскочив, Грегор растер виски пальцами и встряхнул головой, выбрасывая из мыслей, а заодно и из памяти все, что привиделось ему в насмешливом кошмаре. Ну нельзя же всерьез подумать, что сама Претемнейшая явилась, чтобы принести ему подарок, словно любящая родственница! И еще этот голос из коробки… Такой знакомый… Нет, все это был сон – и не более! И где там камердинер с тазом для умывания, бритвой и свежим бельем?!

Через полчаса зеркало с издевательской ясностью отразило то, что Грегор и без него давно подозревал: для карьеры преподавателя он не создан никоим образом, начиная с приличествующей мэтру Академии одежды. Мантия, пошитая лучшим столичным портным, сидела… странно. Не то чтобы криво, но совсем не так, как на магистре Эддерли. Или на любом другом преподавателе.

«Ничего, привыкну, – упрямо подумал Грегор. – В конце концов, это как мундир. Надо – значит надо!»

И сделал шаг.

И второй – к шкафу. На третьем шаге остановился, содрал барготову мантию и швырнул на кресло.

«Не надену! – подумал он злобно. – Перетерпят меня и без мантии! Пойду в мундире, по крайней мере, он не путается в ногах!»

И посмотрел на родной повседневный мундир армейского некроманта, черный, с густо-фиолетовыми поясом, обшлагами и петлицами, почти с нежностью. Это вам не непонятная тряпка, больше похожая на ночную рубашку престарелой тетушки! Да и верхом в этой их мантии не поедешь – не дамское же седло заказывать под эту… юбку!

А ревнители традиций пусть хоть удавятся!

До Академии Грегор добрался без приключений.

А вот попасть в нее оказалось решительно невозможно! Прямо перед воротами стояла повозка, груженная одним-единственным ящиком, и как раз сейчас какой-то мужик, похоже, возчик, пытался спихнуть его с повозки.

Ящик выглядел огромным, не меньше половины телеги. Крепко сколоченные доски – а Грегор часто видел работу армейских плотников и знал в ней толк – были сверху дополнительно укреплены массивными брусьями.